Свадьба примадонны – мадемуазель Минервиной с корпулентным «героем-любовником» Орестом Фингаловым гремела по всей Галерной улице – к дому новобрачных подъезжали кареты и наёмные экипажи; из них выпархивали узколобые балеринки, затянутые до обморочной тонкости талий, могучие трагики с испитыми лицами, кокотки из французской труппы, знающие по-русски только существительное vodka и прочая актёрствующая братия.
Пахло перегаром и гиацинтами.

Молодая сидела, грустно подперев рыхлую щёку – сегодня её не радовал даже громадный торт – «дворец», присланный самим императором в честь грандиозного события. Минервина в своём роскошном блондовом наряде с рассыпанными по подолу газовыми цветами, была глубоко несчастна и предавалась самым, что ни на есть печальным думам.
…Ещё накануне Гедеонов, низко поклонившись, поднёс ей свадебный подарок – атласные простыни цвета взбесившейся фуксии и обворожительный браслет – змейка с одним изумрудным глазком.
-Браслет старинный, цены немалой! – проблеял директор императорских театров и ещё ниже склонил свою плешивую голову перед бывшей фавориткой.

Подарок был прислан из Аничкова дворца, от государя. В приложенном к подарку письме сухо и буднично говорилось о том, что семья – ячейка общества, а многодетность – залог социального прогресса и обуздания международной напряжённости.
Селина Минервина, несмотря на внушительные формы, была женщиной чувствительной и тонкой – она уловила насмешку, таившуюся в царском послании и тут же, не в силах совладать с чувствами, разрыдалась на груди у Гедеонова.

-Он!...А я…?! За что?! – слышалось сквозь бурные рыдания, переходящие в белужий рёв.
Беременность сделала её ещё более чуткой – всё наводило смертную тоску, особенно запах стухшей капусты и разговоры о международном положении. Но самая жестокая печаль подступала при воспоминании об упоительных императорских ботфортах, о горячей любви посреди разбросанных сценических нарядов, и о том, как потом приятно болело всё тело – точно после хорошей, дружеской драки...
-Ыыыыы! – рыдала Минервина, повиснув на шее у своего начальника.
-Ыыыыы! - вторил ей Гедеонов.

…Он уже знал, что девица Огрызкова – стремительная, как цунами и худая как велосипед1., произвела на императора самое выгодное впечатление. Она так лихо мотала длинными ногами, что он весь вечер смотрел на неё, почти не отрываясь. Давали «Гусарскую баланду» - хитовую вещь, в которой не прославиться могла только полнейшая идиотка… Но, вопреки всем радужным предположениям Гедеонова, Николай Павлович не соизволил зайти к дебютантке… Не зашёл он к ней и в другой раз – когда давали «Гусарскую парашу» - тоже несомненно хитовую вещь.
«Неужели у него иной интерес? - рассуждал алчный Гедеонов, с недоверием глядя на вихляющую тощей задницей Огрызкову. – Не может такого быть! У него всегда было строго заведено – один интерес – при дворе, другой интерес- в театре, третий – в другом театре… И главное, что никому не было обидно. Что случилось? Уж не вредительство ли какое?!»
...Тема вредительства была широко популярна в далёкие тридцатые годы...

1. Велосипед в 1835 году вполне мог быть известен. Так существовали английские образцы Томаса Мак Колла (1830 год).